Паж умчался. Королева, уронив письмо на колени, вгляделась в даль, за вересковые пустоши, за зеленую черту горизонта, где небеса отражали блеск бескрайней глади моря, и улыбнулась. Ей снова открылось видение, прежде явленное в хрустале: высокие башни Камелота, и она сама, вместе с сыновьями, несет Артуру богатые дары, что послужат-для нее пропуском к почету и власти. А драгоценнейший из даров стоит здесь, под окном, — Мордред, сын верховного короля.

Хотя до поры о том знала только королева, принцам не суждено было провести на островах вместе еще одного лета, и это, последнее, выдалось на диво погожим. Сияло солнце, дули теплые, ласковые ветра, охота и рыбалка неизменно приносили удачу. Мальчики проводили на воздухе целые дни. Уже давно под водительством Мордреда они ходили в море: островитяне нечасто делали это забавы ради, ибо здесь, в месте слияния двух великих морей, течения были изменчивы и опасны. Гахерис поначалу страдал от морской болезни, но, стыдясь уступить первенство «рыбацкому ублюдку», проявил изрядное упорство и вскоре сделался вполне сносным мореходом. Остальные трое чувствовали себя на море, точно чайки — на гребне волны, и «законные принцы» прониклись к старшему мальчику новым уважением, видя, как умело и ловко он управляется с ладьей в этих коварных водах. Впрочем, сноровка его, по чести говоря, в скверную погоду не испытывалась: снисходительность королевы быстро иссякла бы при первом же признаке настоящей опасности. Так что все пятеро держали языки за зубами касательно острых переживаний и беспрепятственно осваивали побережье. Если советники Моргаузы и знали лучше госпожи, сколь рискованны подобные прогулки даже летней порой, королеве они не обмолвились и словом: в один прекрасный день Гавейну предстояло стать королем, и его благосклонности уже добивались всеми силами. Саму Моргаузу за пределами дворца мало что занимало. «Ведьмы моря не любят», — наивно говаривал Гарет, не подозревая об истинном смысле своих слов. И в самом деле, принцы явно гордились тем, что мать их слывет ведьмой.

В течение лета репутация королевы отчасти оправдалась. Бельтана-здатокузнеца и его раба Кассо разместили в одной из дворцовых пристроек; всякий день они трудились во дворе, у всех на виду. Трудились, исполняя королевин заказ: Моргауза вручила им серебра и небольшой запас драгоценных камней, вывезенный из Дунпелдира много лет назад, и велела изготовить крученые ожерелья, браслеты и прочие украшения, «достойные короля». Моргауза никому не объяснила причины, однако разнеслись слухи, будто королеве явлено было волшебное видение, все про сокровища великой красоты и ценности, а теперь вот приехал ювелир — благодаря магии или случаю, как угодно, — и воплотит грезу наяву.

Изделия и впрямь отличались редкой красотой. Старик в совершенстве владел мастерством, а в придачу мог похвалиться редким вкусом и обучался у лучших ювелиров (об этом он не уставал твердить всем и каждому). Он знал кельтские орнаменты, прелестные переплетения изломанных и словно перетекающих друг в друга линий, а также, по его же собственным словам, отчасти перенял у южных саксов технику работы с эмалью, чернь и изящную филигрань. Изделия посложнее Бельтан брал на себя; он был настолько близорук, что в повседневной жизни немногим отличался от слепого, но мелкие детали воссоздавал на диво кропотливо и точно. Украшения более крупные, а также всю рутинную работу выполнял раб Кассо; ему же позволялось время от времени брать вещи в починку и принимать заказы от местных. Молчун Кассо являл полную противоположность разговорчивому Бельтану, и мальчики — а они часами слонялись у плавильни, когда происходило что-нибудь интересное, — далеко не сразу обнаружили, что раб попросту нем. Так что все свои вопросы они обращали к Бельтану, а тот и болтал, и трудился безостановочно и в охотку, но Мордред, который наблюдал за происходящим почти столь же безмолвно, как и раб, подметил, что Кассо ничего не упускает, то и дело вскидывает глаза и кажется изрядно сметливее своего господина. Впечатление оказалось кратким и тут же позабылось — принцу недосуг размышлять о немом рабе, а Мордред к тому времени сделался принцем до мозга костей, принятый сводными братьями и — что его по-прежнему изрядно озадачивало — в большой милости у королевы.

Так прошло лето, и в конце концов магическое предвидение королевы оправдалось. Ясным сентябрьским днем в гавань вошел еще один корабль. Прибыли вести, изменившие жизнь всего оркнейского семейства.

Глава 8

То был королевский корабль. Мальчики увидели его первыми. В тот день они вышли в море на лодке и рыбачили в узком заливе. Корабль, гонимый попутным ветром, летел по волнам на всех парусах, а на золоченой мачте развевался флаг. У принцев дух захватило от волнения: они тотчас же узнали герб, хотя никогда прежде его не видели. Красный дракон на желто-золотом фоне!

— Штандарт верховного короля!

Мордред, сидевший у руля, первым разглядел рисунок.

Гахерис, никогда не умевший владеть собой, огласил море восторженным воплем — исступленным, точно боевой клич.

— Он послал за нами! Мы поедем в Камелот! Наш дядя, верховный король, наконец-то про нас вспомнил!

— Итак, видение матери оказалось истинным, — медленно произнес Гавейн. — Серебряные украшения и впрямь предназначены для короля Артура. Но если она ему сестра, для чего ей дары?

Братья пропустили вопрос мимо ушей.

— Камелот! — благоговейно вздохнул Гарет, и глазенки его расширились.

— Ты-то ему точно ни к чему, — резко одернул братишку Аг-равейн. — Мал больно. И вообще, мать тебя не отпустит. Но ежели твой дядя, верховный король, пошлет за нами, разве сможет она удержать нас?

— И ты поедешь? — хмуро осведомился Мордред.

— То есть как это? Выбора-то нет. Если верховный король…

— Да знаю, знаю. Я имею в виду, захочешь ли ты поехать?

Агравейн уставился на собеседника во все глаза.

— Ты что, с ума сошел? Как можно не захотеть? С какой стати?

— А с такой, что верховный король никогда не был другом нашему отцу, вот он о чем, — пояснил Гахерис. И мстительно добавил: — Понятно, почему Мордреду ехать боязно, но, в конце концов, верховный король — брат нашей матери, и с какой стати ему замышлять недоброе против нас, даже если он и враждовал с отцом? — Он оглянулся на Гавейна. — А ты ведь это и имел в виду, верно? Дескать, мать берет с собой все эти сокровища, чтобы откупиться?

Гавейн ничего не ответил: он возился с канатом. Гарет, понимая только половину из сказанного, возбужденно добавил:

— Если мама поедет, она и меня возьмет, я знаю, что возьмет!

— Откупиться! — возмущенно повторил Агравейн. — Что за чушь! Всякому ясно, в чем тут дело. Злобный старец Мерлин настраивал верховного короля против нас, а теперь наконец-то приказал долго жить: могу поспорить, что именно эти вести и везет корабль, так что мы сможем отправиться ко двору в Камелот и встать во главе королевских Сотоварищей!

— Все лучше и лучше, — отозвался Мордред еще угрюмее, чем прежде. — Когда я спросил, захотите ли вы поехать, я разумел, что вы не одобряете королевской политики.

— А, политика, — нетерпеливо отмахнулся Агравейн, — Не о ней речь. Похоже, подвернулась возможность вырваться отсюда и оказаться в гуще событий! Дайте мне только добраться до Камелота, дайте хоть малую толику шанса повидать мир да полюбоваться на сражения, а королевская политика пусть катится ко всем чертям!

— Сражения — да будут ли они? Здесь-то и загвоздка, верно? Вот почему вы злитесь. Если король и в самом деле вознамерился заключить прочный мир с Кердиком Саксонцем, никаких битв вы не увидите.

— Он прав, — согласился Гахерис.

Но Агравейн только рассмеялся в ответ:

— Поглядим. Во-первых, не думаю, что даже Артуру удастся принудить саксонского короля принять условия и соблюсти их; во-вторых, как только я окажусь там и под руку мне подвернется какой-нибудь сакс, есть там договор, нет ли, а драка будет, обещаю!